Цитаты "Дориана Грея".

[[Milena]]

То, над чем я задумалась/то, что показалось мне интересным/то, что вызывает споры/повлияло на мое мировоззрение

О красоте (Лорд Генри) : Но красота, подлинная
красота, исчезает там, где появляется одухотворенность. Высоко развитый
интеллект уже сам по себе некоторая аномалия, он нарушает гармонию лица. Как
только человек начнет мыслить, у него непропорционально вытягивается нос,
или увеличивается лоб, или что-нибудь другое портит его лицо. Посмотри на
выдающихся деятелей любой ученой профессии -- как они уродливы! Исключение
составляют, конечно, наши духовные пастыри, -- но эти ведь не утруждают
своих мозгов. Епископ в восемьдесят лет продолжает твердить то, что ему
внушали, когда он был восемнадцатилетним юнцом, -- естественно, что лицо его
сохраняет красоту и благообразие. Судя по портрету, твой таинственный
молодой приятель, чье имя ты упорно не хочешь назвать, очарователен, --
значит, он никогда ни о чем не думает. Я в этом совершенно убежден.
Наверное, он -- безмозглое и прелестное божье создание, которое нам
следовало бы всегда иметь перед собой: зимой, когда нет цветов, -- чтобы
радовать глаза, а летом -- чтобы освежать разгоряченный мозг. Нет, Бэзил, не
льсти себе: ты ничуть на него не похож.

О людях (Бэзил Холлуорд) : В гостиной леди Брэндон я минут десять беседовал с разряженными в пух и
прах знатными вдовами и с нудными академиками, как вдруг почувствовал на
себе чей-то взгляд. Я оглянулся и тут-то в первый раз увидел Дориана Грея.
Глаза наши встретились, и я почувствовал, что бледнею. Меня охватил какойто
инстинктивный страх, и я понял: передо мной человек настолько обаятельный,
что, если я поддамся его обаянию, он поглотит меня всего, мою душу и даже
мое искусство. А я не хотел никаких посторонних влияний в моей жизни. Ты
знаешь, Генри, какой у меня независимый характер. Я всегда был сам себе
хозяин... во всяком случае, до встречи с Дорианом Греем. Ну а тут... не
знаю, как и объяснить тебе... Внутренний голос говорил мне, что я накануне
страшного перелома в жизни. Я смутно предчувствовал, что судьба готовит мне
необычайные радости и столь же изощренные мучения. Мне стало жутко, и я уже
шагнул было к двери, решив уйти. Сделал я это почти бессознательно, из
какой-то трусости. Конечно, попытка сбежать не делает мне чести. По совести
говоря...
-- Совесть и трусость, в сущности, одно и то же, Бэзил. "Совесть" --
официальное название трусости, вот и все.

О разуме и чувствах (Лорд Генри) : Как это ни печально, Гений,
несомненно, долговечнее Красоты. Потому-то мы так и стремимся сверх всякой
меры развивать свой ум. В жестокой борьбе за существование мы хотим
сохранить хоть что-нибудь устойчивое, прочное, и начиняем голову фактами и
всяким хламом в бессмысленной надежде удержать за собой место в жизни.
Высокообразованный, сведущий человек -- вот современный идеал. А мозг такого
высокообразованного человека -- это нечто страшное! Он подобен лавке
антиквария, набитой всяким пыльным старьем, где каждая вещь оценена гораздо
выше своей настоящей стоимости...

О....а черт знает его. Он столько болтает (Лорд Генри) : Но и самый смелый из
нас боится самого себя. Самоотречение, этот трагический пережиток тех диких
времен, когда люди себя калечили, омрачает нам жизнь. И мы расплачиваемся за
это самоограничение. Всякое желание, которое мы стараемся подавить, бродит в
нашей душе и отравляет нас. А согрешив, человек избавляется от влечения к
греху, ибо осуществление -- это путь к очищению. После этого остаются лишь
воспоминания о наслаждении или сладострастие раскаяния. Единственный способ
отделаться от искушения -- уступить ему. А если вздумаешь бороться с ним,
душу будет томить влечение к запретному, и тебя измучают желания, которые
чудовищный закон, тобой же созданный, признал порочными и преступными.
Кто-то сказал, что величайшие события в мире -- это те, которые происходят в
мозгу у человека. А я скажу, что и величайшие грехи мира рождаются в мозгу,
и только в мозгу. Да ведь и в вас, мистер Грей, даже в пору светлого
отрочества и розовой юности, уже бродили страсти, пугавшие вас, мысли,
которые вас приводили в ужас. Вы знали мечты и сновидения, при одном
воспоминании о которых вы краснеете от стыда...

О красоте (Лорд Генри): А Красота -- один из видов Гения, она еще выше Гения, ибо не требует
понимания. Она -- одно из великих явлений окружающего нас мира, как
солнечный свет, или весна, или отражение в темпых водах серебряного щита
луны. Красота неоспорима. Она имеет высшее право на власть и делает царями
тех, кто ею обладает. Вы улыбаетесь? О, когда вы ее утратите, вы не будете
улыбаться...

На змаетку (из описания) : По левую руку герцогини
занял место мистер Эрскин из Тредли, пожилой джентльмен, весьма культурный и
приятный, но усвоивший себе дурную привычку всегда молчать в обществе, ибо,
как он однажды объяснил леди Агате, еще до тридцати лет высказал все, что
имел сказать.

-- Когда была открыта Америка...-- начал радикал -- и дальше пошли
всякие скучнейшие сведения. Как все ораторы, которые ставят себе целью
исчерпать тему, он исчерпал терпение слушателей. Герцогиня вздохнула и
воспользовалась своей привилегией перебивать других.

О страсти (Дориан Грей): Ах, Гарри, как вы несносны! Поймите, в ней живут все великие героини
мира! Она более чем одно существо. Смеетесь? А я вам говорю: она -- гений. Я
люблю ее: я сделаю все, чтобы и она полюбила меня. Вот вы постигли все тайны
жизни -- так научите меня, как приворожить Сибилу Вэйн! Я хочу быть
счастливым соперником Ромео, заставить его ревновать. Хочу, чтобы все жившие
когда-то на земле влюбленные услышали в своих могилах наш смех и
опечалились, чтобы дыхание нашей страсти потревожило их прах, пробудило его
и заставило страдать. Боже мой, Гарри, если бы вы знали, как я ее обожаю!

Лорд Генри : частенько подлинные
трагедии в жизни принимают такую неэстетическую форму, что оскорбляют нас
своим грубым неистовством, крайней нелогичностью и бессмысленностью, полным
отсутствием изящества. Они нам претят, как все вульгарное. Мы чуем в них
одну лишь грубую животную силу и восстаем против нее. Но случается, что мы в
жизни наталкиваемся на драму, в которой есть элементы художественной
красоты. Если красота эта -- подлинная, то драматизм события нас
захватывает. И мы неожиданно замечаем, что мы уже более не действующие лица,
а только зрители этой трагедии. Или, вернее, то и другое вместе. Мы
наблюдаем самих себя, и самая необычайность такого зрелища нас увлекает.
Что, в сущности, произошло? Девушка покончила с собой изза любви к вам.
Жалею, что в моей жизни не было ничего подобного. Я тогда поверил бы в
любовь и вечно преклонялся бы перед нею. Но все, кто любил меня, -- таких
было не очень много, но они были, -- упорно жили и здравствовали еще много
лет после того, как я разлюбил их, а опи -- меня. Эти женщины растолстели,
стали скучны и несносны. Когда мы встречаемся, они сразу же ударяются в
воспоминания. Ах, эта ужасающая женская память, что за наказание! И какую
косность, какой душевный застой она обличает! Человек должен вбирать в себя
краски жизни, но никогда не помнить деталей. Детали всегда банальны.

Я когда-то в течение целого сезона носил в петлице только фиалкиэто было нечто вроде
траура по любви, которая не хотела умирать. Но в конце концов она умерла. Не
помню, что ее убило. Вероятно, обещание любимой женщины пожертвовать для
меня всем на свете. Это всегда страшная минута: она внушает человеку страх
перед вечностью.

Ибо в хорошем обществе царят --
или должны бы царить -- те же законы, что в искусстве: форма здесь играет
существенную роль. Ей должна быть придана внушительная торжественность и
театральность церемонии, она должна сочетать в себе неискренность
романтической пьесы с остроумием и блеском, так пленяющими нас в этих
пьесах. Разве притворство -- такой уж великий грех? Вряд ли. Оно -- только
способ придать многообразие человеческой личности

Состязание в остроумии (Глэдис, лорд Генри) : -- Вы бессовестно кокетничаете с ним, Глэдис, -- сказал лорд Генри
своей кузине.-- Берегитесь! Чары его сильны.
-- Если бы не это, так не было бы и борьбы.
-- Значит, грек идет на грека?
-- Я на стороне троянцев. Они сражались за женщину.
-- И потерпели поражение.
-- Бывают вещи страшнее плена, -- бросила герцогиня.
-- Эге, вы скачете, бросив поводья!
-- Только в скачке и жизнь, -- был ответ.
-- Я это запишу сегодня в моем дневнике.
-- Что именно?
-- Что ребенок, обжегшись, вновь тянется к огню.
-- Огонь меня и не коснулся, Гарри. Мои крылья целы.
-- Они вам служат для чего угодно, только не для полета: вы и не
пытаетесь улететь от опасности.
-- Видно, храбрость перешла от мужчин к женщинам. Для нас это новое
ощущение.
-- А вы знаете, что у вас есть соперница?
-- Кто?
-- Леди Нарборо, -- смеясь, шепнул лорд Генри, -- она в него
положительно влюблена.
-- Вы меня пугаете. Увлечение древностью всегда фатально для нас,
романтиков.
-- Это женщиныто -- романтики? Да вы выступаете во всеоружии научных
методов!
-- Нас учили мужчины.
-- Учить они вас учили, а вот изучить вас до сих пор не сумели.
-- Нука, попробуйте охарактеризовать нас! -- подзадорила бго герцогиня.
-- Вы -- сфинксы без загадок. Герцогиня с улыбкой смотрела на него.
-- Однако долго же мистер Грей выбирает для меня орхидеи! Пойдемте
поможем ему. Он ведь еще не знает, какого цвета платье я надену к обеду.
-- Вам придется подобрать платье к его орхидеям, Глэдис.
-- Это было бы преждевременной капитуляцией.
-- Романтика в искусстве начинается с кульминационного момента.
-- Но я должна обеспечить себе путь к отступлению.
-- Подобно парфянам?
-- Парфяне спаслись в пустыню. А я этого не могу.
-- Для женщин не всегда возможен выбор, -- заметил лорд Генри

Сан-Франциско (Лорд Генри): Наверное, через неделюдругую мы услышим, что
его видели в СанФранциско. Странное дело -- как только кто-нибудь бесследно
исчезает, тотчас разносится слух, что его видели в СанФранциско!
Замечательный город, должно быть, этот СанФранциско, и обладает, наверное,
всеми преимуществами того света!

О молодости : Трагедия старости не в том, что человек стареет, а в том, что он душой остается молодым